Около двух десятков своих новых пейзажей (одного формата - 60х80), продолжающих начатую в конце 90-х серию "Мрачных картин", на излете выставочного сезона Владимир Шинкарев представит в Выставочном зале "НоМИ". Как кажется, ему нравятся наши белые стены, которые заостряют впечатление от беззащитности прямоугольника пейзажа, когда последний не поддержан ничем, кроме собственно мастерства живописца. Либо пан - либо пропал. Особая форма сеппуки. Ни тебе принадлежности к любимому музейным мейнстримом проектантству (слава богу, ситуация меняется - сами научились складывать отдельные вещи в проекты), ни интриги, ни особого, как в комиксах, сюжета. Боровая - какой уж тут сюжет. Скука непролазная, особенно в той части, где улица пересекает ж/д. У Шинкарева многое связано с Боровой, здесь многое для него начиналось, но - в отличие от коллег по цеху, красящих свое прошлое в радужные цвета, - пешеход-Шинкарев почему-то упрямо движется в противоположном направлении. Никакого идиллического прошлого в "физиономии" Боровой нет: и несколько светящихся окон глухого фасада запрограммированной художником "мрачности" не помеха. Теперешняя мастерская художника - на Васильевском острове, на Смоленке (это речка такая в Петербурге, и кладбище еще Смоленское неподалеку имеется). Место, может, тоже не шибко веселое - но светлое необычайно. До глупой оптимистичности и нечаянных слез. Что и бывает в конце всякой счастливой истории. Это если движешься в правильном направлении - из тени в свет. По словам доктора искусствоведения Сергея Даниэля, ландшафт Шинкарева "просторен и пуст; одинокому взору словно нравится скитаться в безлюдье. Протяженность горизонталей акцентирована редкими вертикальными доминантами, палитра скупа, подчас до крайности. Впечатление такое, будто Шинкарев вознамерился писать "петербургский текст" заново или вернулся к началу начал, когда над финской топью едва замаячили первые строения". Цикл "Великая китайская стена", тоже показанный несколько лет назад в "НоМИ", был, наверное, самым минималистичным в творчестве Шинкарева. И - тоже откровением. У нас в "НоМИ" все вообще проистекает почти как в кабинете у врача: минимум поддержки - и вся правда как на ладошке. Но Володе, похоже, иногда этого и надо: быть распятым на нашей белой стенке вместе со своей живописью. Непростым петербургским пейзажем.
Около двух десятков своих новых пейзажей (одного формата - 60х80), продолжающих начатую в конце 90-х серию "Мрачных картин", на излете выставочного сезона Владимир Шинкарев представит в Выставочном зале "НоМИ". Как кажется, ему нравятся наши белые стены, которые заостряют впечатление от беззащитности прямоугольника пейзажа, когда последний не поддержан ничем, кроме собственно мастерства живописца. Либо пан - либо пропал. Особая форма сеппуки. Ни тебе принадлежности к любимому музейным мейнстримом проектантству (слава богу, ситуация меняется - сами научились складывать отдельные вещи в проекты), ни интриги, ни особого, как в комиксах, сюжета. Боровая - какой уж тут сюжет. Скука непролазная, особенно в той части, где улица пересекает ж/д. У Шинкарева многое связано с Боровой, здесь многое для него начиналось, но - в отличие от коллег по цеху, красящих свое прошлое в радужные цвета, - пешеход-Шинкарев почему-то упрямо движется в противоположном направлении. Никакого идиллического прошлого в "физиономии" Боровой нет: и несколько светящихся окон глухого фасада запрограммированной художником "мрачности" не помеха. Теперешняя мастерская художника - на Васильевском острове, на Смоленке (это речка такая в Петербурге, и кладбище еще Смоленское неподалеку имеется). Место, может, тоже не шибко веселое - но светлое необычайно. До глупой оптимистичности и нечаянных слез. Что и бывает в конце всякой счастливой истории. Это если движешься в правильном направлении - из тени в свет. По словам доктора искусствоведения Сергея Даниэля, ландшафт Шинкарева "просторен и пуст; одинокому взору словно нравится скитаться в безлюдье. Протяженность горизонталей акцентирована редкими вертикальными доминантами, палитра скупа, подчас до крайности. Впечатление такое, будто Шинкарев вознамерился писать "петербургский текст" заново или вернулся к началу начал, когда над финской топью едва замаячили первые строения". Цикл "Великая китайская стена", тоже показанный несколько лет назад в "НоМИ", был, наверное, самым минималистичным в творчестве Шинкарева. И - тоже откровением. У нас в "НоМИ" все вообще проистекает почти как в кабинете у врача: минимум поддержки - и вся правда как на ладошке. Но Володе, похоже, иногда этого и надо: быть распятым на нашей белой стенке вместе со своей живописью. Непростым петербургским пейзажем.